Мой Городок, которого нет…

Нашим родителям, которые были тогда молоды, посвящается

Сознательная жизнь, наверное, у каждого начинается в тот момент, когда происходит событие, остающееся в памяти на всю жизнь. У меня этим событием стал переезд в Городок 6 января 1961 года. Я не помню, как мы уезжали из Томска, но вот темную дорогу из Новосибирска я помню хорошо. Вы, наверное, тоже помните те небольшие автобусы «с носом», которые изредка приезжали на большую стройку, уже тогда гордо именуемую Академгородком. И вот меня, сонную, с тёмной ночной улицы заводят в подъезд, отец открывает дверь, ещё одну, ярко вспыхивает свет, и я как была, в валенках и шубке, оказываюсь в чём-то ослепительно белом и глубоком – ВАННА! Я плачу, отец смеётся, мама ахает, потому что такой красоты, уже не говоря про какие-либо удобства, в прежней квартире у нас не было. Как мне потом рассказывала мама, несмотря на то, что была глубокая ночь, дверь соседней квартиры приоткрылась – это соседке, Елизавете Семёновне, не терпелось посмотреть на новых поселенцев.

В новой квартире, кроме чехословацкой сантехники (я помню, как мама ворчала по поводу того, что дно у ванны шероховатое и что попалась нам «бракованная») и белоснежного кафеля на стенах ванной комнаты, было еще одно «чудо». В кухне стояла импортная газо-угольная плита, то есть её можно было либо подключать к газу, который, естественно, не был подведён, либо топить углём, которого почему-то тоже не подвезли. (Правда кое-кто топил печь дровами, поскольку этого добра было, как говорится, «только руку протяни» - кругом стройка.) Так что какое-то время, пока это чудо не заменили, на нашу, отечественную, электропечь «Луч», готовила мама на двух, предусмотрительно привезенных из Томска, электрических плитках. В комнатах на стенах были обои, судя по фактуре, тоже импортные, что тоже было приятным сюрпризом, потому что в Томске на стенах была обыкновенная побелка.

Мои родители привезли с собой новенькое пианино, большой «пузатый» холодильник «ЗИЛ», уйму книг и кое-что из мебели. Тогда все приезжали, взяв с собой только самое необходимое и ценное, а самым ценным у наших тогда тридцатилетних родителей были, несомненно, книги. Я хорошо помню, как прямо во двор приезжали машины-магазины со шкафами, столами, наборами детской мебели, жильцы высыпали из подъездов и бойко раскупали всё, что привёз этот магазин на колёсах. Это был праздник, потому как в Городке тогда был только продуктовый магазинчик, кстати, о существовании которого моя мама узнала только через два месяца, когда вышла на работу. А до этого она уже потихоньку начинала ворчать на отца, что, мол, завёз её в какую-то «дыру», где даже продуктов купить негде. Я помню, как какое-то время спустя, каждый день раздавалось призывное «Кому молока?!!!», это громко кричала молочница, заходя в каждый подъезд, и соседи выходили во двор, где она лихо наполняла разнокалиберные бидончики, черпая молоко из серебристой фляги, которую катала на небольшой тележке. Точно также производилась доставка хлеба, с той лишь разницей, что его привозила женщина в большой закрытой тележке на четырех колесах и оповещала о своём прибытии громким криком на весь двор «Кому хлеба?!!!». О хлебе нужно сказать особо. Нигде, а мне много где довелось побывать, я не ела такого вкусного хлеба, как тот, который пекли для Городка. Всегда был соблазн откусить хотя бы уголок ещё горячей буханки, что, впрочем, детвора с удовольствием и делала. Ещё одним радостным событием был приезд «стола заказов». Мне очень хорошо запомнился такой приезд как-то под Новый год. Продуктовые наборы тогда привозили сразу на весь дом. Всё выгружалось в каком-нибудь подъезде, где сразу выстраивалась шумная очередь. Это было место, где соседи могли пообщаться, обменяться последними новостями и даже, иногда, продолжить обсуждение каких-нибудь научных проблем.

В те, самые первые, годы дома заселялись по принципу «подъезд одному институту», так, в нашем доме, по крайней мере, в трех подъездах, жили геологи, народ особый – не только ученые, но ещё и романтики. Сколько среди них было поэтов, художников, музыкантов! Первый рояль, который я увидела не на картинке, стоял в конференц-зале Института Геологии и Геофизики. Это был большой белый с золотом шикарный инструмент, и я, честно говоря, смотрела на него с благоговением.

Площадей в институтах поначалу явно не хватало, поэтому работу несли домой. Никого это не удивляло и не смущало. Так, почти год в нашей двухкомнатной квартире самая большая комната была превращена в «филиал» Института Геологии – там, прямо на полу, составлялась подробная геологическая карта горного Алтая. В начале полевого сезона наша квартира превращалась в «склад» - стояли ящики с тушёнкой, сгущенным молоком, мешки с сухими картофелем, морковью и луком, крупами, и так далее. Тут же были палатки, спальники, словом всё, что могло пригодиться в двухмесячной экспедиции в тогда ещё довольно безлюдные места горного Алтая. Если отец ехал в качестве начальника, то прямо накануне отъезда он приносил домой одноствольное ружьё, патроны и спирт. Спирт был своеобразной «валютой», которую, в случае необходимости, можно было обменять на горючее для экспедиционной машины. На следующее утро подкатывал крытый брезентом грузовик, весёлые геологи грузили всё в машину и уезжали, как принято у них говорить, в поле. Дом наш с ранней весны до поздней осени был наполовину пустым. Мама говорит, что однажды летом в нашем подъезде оставались всего две женщины и два или три ребёнка. При этом никто ничего не боялся. Был случай, что, уезжая на целый день в Город, мама забыла закрыть на замок дверь. Вернувшись вечером, мы обнаружили, что дверь даже слегка приоткрыта, видимо сквозняком, жили-то мы тогда на первом этаже. Конечно же, всё было на месте. А как могло быть иначе, ведь жили тогда в Городке исключительно порядочные и интеллигентные люди, и не важно было, чем они занимались, непосредственно наукой или чем-то другим.

Так как организованного детского досуга в самые первые один – два года у нас не было, дети сами придумывали себе занятия. У нас это был Театр. Впрочем, как сказала, одна из моих одноклассниц, в каждом подъезде тогда был свой Театр. Представления проходили прямо в подъезде. На площадке первого этажа ставились стулья для зрителей, а «сцена» располагалась выше, на площадке между первым и вторым этажами.

Городок строился очень быстро и так же быстро благоустраивался. Самыми первыми были посажены сосёнки и берёзки вдоль Морского проспекта. Деревца были не выше метра, берёзки были заботливо подвязаны, а сосёнки укрыты треногами. Газоны во дворах сразу засеивали травой, более того, в первые годы на них летом высаживали цветы. А ещё запомнилось, как летом по ночам ездили машины распыляющие порошок, который летел в форточки квартир забывчивых хозяек. Каждый вечер следовало на всякий случай закрыть все форточки, чтобы утром не пришлось делать генеральную уборку. Мы жили тогда на первом этаже, и такая неприятность с нами периодически случалась. Такие «убойные» методы борьбы с поголовьем комаров обернулись бедой для птиц. Наши ученые-биологи забили тревогу, и поэтому машины, распыляющие дуст, сразу исчезли.

Названия улиц тогда были другими. Бульвар отдыха (ул. Ильича), улица Спортивная (ул. Жемчужная), проспект Науки (пр. Лаврентьева) – эти названия отражали то, в чём создателям Академгородка, возможно, виделся идеальный образ города для работы ученого люда: наука, спорт, отдых. Нигде, наверное, в нашей стране, кроме Городка, не существовало велодорожек вдоль центральных улиц. Велосипедистов было мало, автомобилей ещё меньше, большинство предпочитало пешие прогулки до работы и обратно по красивейшим уголкам нетронутой природы.

Я до сих пор удивляюсь, как строители умудрялись возвести четырёхэтажный дом так, чтобы не только не повредить деревья, но и чтобы эти деревья не болели, и ещё многие и многие годы радовали жителей Академгородка. Во всех перелесочках меду домами вскоре возникли тропинки, обозначающие собой любимые маршруты, а потом приехали рабочие. Им оставалось только выставить опалубку, засыпать тропинки гравийной смесью и ждать первого хорошего дождя, после которого тропинки превратились в гладкие дорожки. Вот так, без всякой проектной документации, бумажной волокиты, как говорится, «простенько и со вкусом», а, главное рационально и быстро.

Эти уголки нетронутой природы, с лесными травами, цветами, бабочками, стрекозами, кузнечиками, пением птиц, для нас, которые были тогда детьми, пожалуй, были особенно дороги. Там девчонки делали «секретики» из сорванных здесь же листиков, цветов и стёклышек, большой пень превращали в сказочный замок, заселяя его многочисленными «жителями» в одеждах из разноцветных лепестков. Весной в «нашем» лесу появлялась огромная лужа, и мальчишки мастерили плот, на котором отправлялись в непродолжительное плавание, которое обычно заканчивалось плачевно, с сапогами, полными ледяной воды, и мокрыми штанами. Летом наш маленький лесок угощал нас земляникой и костяникой. Осенью мы собирали там грибы: жёлтые, красные и синие сыроежки, подберёзовики, маслята и росшие большими семьями на пнях опята. Можно было пойти за грибами, правда, только с кем-нибудь из взрослых, «далеко». Например, на Лисьи горки (около Университета) или в посадки, которые сейчас уже умирают. Но тогда это было одним из самых любимых грибных мест у наших мам, во-первых, нельзя заблудиться, во вторых, и чадо трудно потерять. А как было приятно собирать молоденькие «сопливые» маслята, тут и там выглядывающие из-под ковра золотистой хвои! Это было волшебное время, каким, наверное, и должно быть детство.

Ранней весной ходили на Лисьи горки за первыми цветами, как мы их называли, подснежниками, их там было великое множество. Вообще весна открывала собой прекрасный сезон буйства красок и запахов. Самой первой просыпалась мать-и-мачеха, робко выглядывая на белый свет своими жёлтенькими глазками, она как бы, спрашивала: «Что, зима уже кончилась?», и, обрадовавшись наступившей весне, блаженно грелась на солнышке. Вербы приветствовали весну жёлтенькими цветами-фонариками, источающими тонкий сладкий аромат. Особо сентиментальные берёзы украдкой плакали, роняя на землю капли берёзового сока, под ними очень решительно сквозь прошлогоднюю листву пробивали себе дорогу к солнцу медунки и мышиный горошек. Лес одевался в листву как-то осторожно, с некоторой опаской. Но, уже через несколько дней, деревья весело шелестели зелёненькими листочками. Потом зацветала черёмуха. Одетая в белое, она была окутана ароматом счастья и вечной молодости.

Население было ещё небольшим, все были молоды, полны надежд и планов, знали друг друга в лицо, и называли Городок «большой деревней». Поэтому выход, на первомайскую демонстрацию воспринимался, в первую очередь, как возможность встретиться с друзьями и знакомыми, обменяться последними новостями, пригласить кого-то в гости, ведь тогда мало кто мог похвастаться наличием домашнего телефона. Для детей это тоже был праздник, ведь повсюду были улыбки, смех, играла музыка. Морской проспект был украшен красными и голубыми флажками, вокруг было море надувных шаров, жёлтых, красных, голубых, круглых и напоминающих сосиску. Многие держали в руках распустившиеся берёзовые веточки, украшенные белыми или розовыми бумажными цветочками, словом это был настоящий праздник весны. Если стояла теплая солнечная погода, шумные компании или просто семьи тянулись либо в Золотую долину, где за речушкой Зырянкой была большая поляна, на которой можно было устроить пикник, либо на пляж.

Замечательный пляж Академгородка был рукотворным и в первую очередь служил средством защиты железной дороги, которая проходит в непосредственной близости от берега Новосибирского водохранилища. Говорят, этот проект был предложен Институтом Гидродинамики, возглавляемым академиком Михаилом Алексеевичем Лаврентьевым. Песок намывали со дна водохранилища, был он крупным и необыкновенно чистым. На пляже тогда ещё лежали толстые трубы, с помощью которых намывали песок, у кромки воды торчали одинокие пни от вырубленных сосен, а в воде, недалеко от берега, говорят, были глубокие ямы. С тех пор пляж стал излюбленным местом всех жителей: там не только купались и загорали летом, туда ходили в любое время года просто погулять, развеяться. Вода в водохранилище была чистой и прозрачной, воздух пах свежестью и травами, это было идеальное место для отдыха, особенно с детьми. Чтобы спуститься к пляжу, нужно было перейти через железную дорогу, что было совсем небезопасным, поэтому довольно скоро был возведен виадук, вид с которого на Обское море был очень хорош. В нескольких километрах от берега находился остров, который почему-то носил название Тайвань, тогда он был довольно внушительных размеров с небольшим сосняком, зарослями высоких трав, цветов и множеством милых песчаных пляжиков. Это тоже было одно из любимых мест отдыха.

Когда мы приехали в Городок, были только жилые дома, здания некоторых институтов, два школьных здания, одно из которых делили Университет и какой-то институт, а вот помещений под детские садики ещё не было. Детские сады размещались в квартирах жилых домов. На прогулки нас выводили в лес через дорогу. Мы с удовольствием наблюдали за жизнью муравьёв, всевозможных жуков, смотрели, как паук сноровисто плетёт свою паутину, а потом, неподвижно расположившись в центре, подкарауливает свою жертву, которая обычно не заставляла себя долго ждать. Мы собирали букеты из лесных трав и цветов, и, однажды я прямо у самой дороги нашла орхидею – Венерин башмачок.

Очень скоро наш садик обрёл собственное здание, прилегающую к нему территорию и номер: №197. На территории был открытый бассейн для летнего купания, воды в нем было по колено, но радости ребятишек - море. К сожалению, это всё-таки был проект явно не для короткого сибирского лета с его комарами и мошками, поэтому садиков с открытыми бассейнами больше не строили.

Довольно скоро открылись секция фигурного катания, которая вообще не имела своего помещения, и музыкальная школа, разместившаяся в четырёх квартирах жилого дома.

В секции фигурного катания занимались практически все. Летом занятия проходили в спортивном зале какой-нибудь школы или в лесу, где была довольно большая поляна, на которой стояли три веранды, таких же, как в детских садах. Даже спустя годы, когда на поляне уже ничего не осталось, мы это место ещё долго называли «три веранды». Зимой каток заливали во дворе Института Геологии и Геофизики, именно там мы осваивали свои первые «ласточки» и «пистолетики».

Хотя музыкальная школа ютилась в тесном помещении, но преподаватели были высочайшей квалификации. Образованию в Академгородке уделялось особо пристальное внимание. Всё должно было быть самым лучшим, но образование - особенно.

Тогда, 1961 году, школа была всего одна (не надо забывать, что тогда Академгородком жители называли только нынешнюю «Верхнюю зону» и проспект Науки, а район, где жили строители Академгородка, называли Стройгородком или микрорайоном «Щ»). Там тоже были своя школа и дом культуры. Так вот эта, тогда единственная, в Академгородке школа носила номер №130. И была она просто общеобразовательной. Директором этой школы был Николай Михайлович Поливанов. Он был учителем математики и считал своим долгом передавать свой опыт молодым учителям. Я помню, как долгими зимними вечерами стояла у окна и ждала, когда же, наконец, появится мама. На улице было уже совсем темно, отец сидел на диване, читал «Правду» или смотрел телевизор. А я всё ждала и ждала…О телевизоре нужно сказать особо, потому, что это тоже имеет отношение, хоть и косвенное, к нашему Академгородку. Сколько я себя помню, у нас всегда был телевизор. В Томске у нас был «Темп», огромный и неуклюжий, его даже не стали брать с собой. В Городке у нас появился «Неман», который отец купил где-то в экспедиции. Сначала шли передачи только Новосибирского телевидения. Папа любил смотреть хоккей, и я уже тогда знала, что главный форвард нашей команды «Сибирь» Геннадий Капкайкин. Каково же было моё удивление, когда через тридцать с лишним лет, на одной из комнат спорткомплекса НГУ я увидела табличку «Директор спорткомплекса Г.Капкайкин». Пораспрашивала мужа, сказал, что да, вроде бы бывший хоккеист. Неужели тот самый?

Когда закончилось строительство здания Университета, и освободилось второе школьное здание, школа под номером №130 разместилась там, приобретя статус школы с преподаванием ряда предметов на английском языке. А бывшая сто тридцатая получила новый номер №162.

Все события тогда происходили в невероятной динамике, не было ни одного пустующего помещения. Жилые дома, здания Институтов, магазинов росли, как грибы после хорошего дождя. Я помню, как мы ходили в магазин под названием «Буратино» по улице Учёных, теперь это магазин хозяйственных товаров. А как были горды тем, что у нас строится четырёхэтажная гостиница, совсем как в большом городе! Наверное, уже мало кто помнит, что в здании Поликлиники №1 когда-то была гостиница? А поликлиника в те далёкие времена находилась в одном здании вместе с президиумом и другими «Советами» и «Исполкомами».

Самый первый в Академгородке «очаг культуры», если не считать знаменитое кафе «Под интегралом» (ныне офис «Сибакадембанка» на проспекте Лаврентьева), тоже был построен в самые первые годы. Это был широкоэкранный (!) кинотеатр «Москва» (ныне ДК «Академия»). Я не помню саму эту стройку, но помню (или мне рассказывала мама?), как благоустраивался склон напротив кинотеатра. Приезжал грузовик, нагруженный небольшими прямоугольниками дёрна, и этот дёрн вручную аккуратно выкладывался на глинистую поверхность склона. Надо сказать, что до тех пор, пока не был построен Дом Учёных, в кинотеатре проводились все мероприятия: конференции, концерты заезжих гастролёров и симфонические концерты. Мои родители всегда были любителями классической музыки, поэтому обязательно покупали абонементы на симфонические концерты. Концерты начинались в семь часов вечера, то есть время по существу было ещё «совсем детским», и поэтому меня тоже приобщали к настоящему искусству. Тогда, как в настоящем концертном зале, верхнюю одежду нужно было снимать в раздевалке, которая была где-то в подвальном помещении кинотеатра, но мама зимой всегда прихватывала для меня тёплую шаль, потому что в зале было достаточно свежо. Сначала я с огромным удовольствием внимала музыке великих и известных в исполнении прославленного оркестра под управлением Арнольда Каца, но довольно скоро, пригревшись в тёплой маминой шали, начинала «клевать носом», глаза мои сами собой то и дело предательски закрывались, а в голове бродила только одна крамольная мысль – скорей бы конец.

Очень редко мы ездили, как, впрочем, говорят и сейчас, «в Город». В те времена это было удовольствие не из дешёвых. В основном это были поездки в Оперный театр, на вокзал или в аэропорт. Билет на автобус от Академгородка до центра Новосибирска стоил тогда 24 копейки, поскольку плата бралась в зависимости от дальности поездки, как на электричках. Несмотря на то, что Новосибирск очень гордился своим Академгородком, и всех почётных гостей города, перво-наперво, везли показывать наше «Сибирское чудо», но, как говорится, «дружба дружбой, а табачок врозь».

Вследствие такой удалённости от города, все народные гуляния и праздненства тоже проводились перед кинотеатром.

Здания институтов на проспекте Науки тоже принаряжались, и мы всегда 1 Мая и 7 Ноября ходили смотреть «иллюминацию». Я помню, что на крыше над входом института Ядерной физики всегда была одна и та же картина – бегущие справа и слева огоньки, которые при встрече образовывали яркую вспышку или «взрыв», что имитировало процессы в ускорители на встречных пучках, который был «визитной карточкой» института. Институт Геологии и Геофизики украшался в зависимости от того, кто отвечал за подготовку здания к празднику, если это были геофизики, то фасад здания украшала какая-то кривая, чаще всего синусоида, если же «бал правили» геологи, то можно было наблюдать извергающийся вулкан, выбрасывающий потоки лавы. Химики обычно предпочитали какие-нибудь колбы, в которых происходит некая химическая реакция. Здание вычислительного Центра украшала перфолента (наши дети сейчас вряд ли скажут, что это такое и для чего использовалось). И так каждый институт гордо демонстрировал свои достижения. Это было красиво, а главное, познавательно.

Мне запомнились торжества в День победы 9 мая 1965 года. День был солнечным и необыкновенно тёплым. Широкая улица Ильича была пешеходной, и в тот день там были накрыты столики для ветеранов, тогда их у нас было немало, а на асфальте большими буквами было написано «Кафе Ветеран». Прямо под открытым небом проходил концерт, в котором участвовал хор нашей музыкальной школы, в котором пела и я. Это была двадцатая годовщина Дня победы.

Новогодняя ёлка тоже всегда сооружалась около кинотеатра. Мне было непривычно, что это была не большая сибирская ель, с огромными стеклянными шарами, которую я видела в своём родном городе Томске, а некая деревянная пирамидальная конструкция, в которую вставлялись молоденькие сосёнки. Да и фанерные ёлочные игрушки не отличались особой красотой и изяществом. Но разноцветные, мигающие разными цветами, ёлочные гирлянды заставляли не обращать на все эти мелочи внимания. Ну, не растут в нашей лесостепной зоне ёлки, значит, заменят их наши, уже ставшими родными сосенки! Неизменные снежные Дед Мороз и Снегурочка, лабиринт и две горки, одна, маленькая, для ребятишек помладше, и другая, большая, для всех остальных. Словом из года в год одно и то же, но всё равно празднично и весело.

Но дома почти все предпочитали сосне традиционную ёлочку, а лучше всего, запашистую пихту. Когда её с мороза вносили в тёплую квартиру, дом наполнялся запахом смолы, свежести и предвкушения праздника. Вообще-то, в то время ёлку всегда старались купить заранее, потому, как она у нас всегда была товаром дефицитным. Где-то ближе к концу ноября, на улицах появлялись первые счастливые обладатели «зелёных красавиц», они несли свою «добычу» с такой радостью на лице, как будто им выдали внеочередную премию. Тут я начинала теребить отца, что и ему уже пора заняться «охотой». Папа у меня был спокойным и уравновешенным, никуда бежать не собирался, выражая своё отношение к такому важному для меня вопросу одним словом: «Успеется». А тем временем на балконах домов ёлок всё прибывало и прибывало. Наконец, устав от моих стенаний, отец отправлялся к магазину «Буратино» и, если везло, приносил одну хорошую пихту, если нет, то две «поплоше». Всё, можно было расслабиться и спокойно ждать праздника.

Когда мы подросли и стали школьниками, нас больше стало интересовать не то, что вокруг кинотеатра, а то, что происходит в нём самом. Прямо перед кинотеатром всегда висели афиши, намалёванные каким-то местным ремесленником, из которых можно было почерпнуть информацию о том, какие фильмы можно посмотреть на текущей неделе. На них же, изредка, обычно где-то в нижней части, стояла неприятная глазу надпись: «Детям до 16…». Перед демонстрацией самого фильма всегда показывали киножурнал, чаще всего «Сибирь на экране», рассказывающий об успехах наших сибирских хлеборобов, рабочих, заводов и фабрик. Иногда даже были сюжеты о нашем Академгородке. Изредка показывали «Фитиль», что всегда вызывало некоторое радостное оживление в зале, После киножурнала ненадолго зажигался свет, чтобы опоздавшие могли занять свои места, а потом мы отдавались во власть событий, которые происходили на экране.

Фильмы показывали, в основном, отечественные, причём показ какого-либо нового фильма был хоть и небольшим, но всё равно событием. Кстати, ведь далеко не все фильмы были тогда широкоэкранными, а тем более, цветными. Если на афише мы видели какой-нибудь зарубежный фильм, то это всегда означало, что для того, чтобы стать счастливым обладателем голубенького билетика ценой от 25 до 50 копеек, предстоит выстоять многочасовую очередь либо под палящим солнцем, либо под дождём, либо на морозе, потому что довольно большое кассовое помещение всё равно не могло вместить всех желающих. Я помню, какие были громадные очереди, когда впервые показывали фильм «Фантомас»! И у нас в школе, как и во всех школах страны, стали ходить записочки с подписью «Фантомас», так что ничем мы особо и не отличались от среднестатистических школьников, хоть и уровень образования у нас был, несомненно, выше. Еще мне запомнился фильм «Ромео и Джульетта» с Уайтингом в главной роли. Этот фильм произвёл на нас, ровесников главных героев, неизгладимое впечатление. Много лет этот фильм мне не удавалось посмотреть снова. Мне хотелось понять, почему этот фильм я вспоминала всю свою жизнь, что в нём в нём было такого притягательного. Не так давно я его посмотрела по каналу «Культура», и поняла – никакой загадки нет, просто мы были такие же юные. Как это было давно!

Именно в кинотеатре «Москва» мы смотрели и знаменитый фильм Герасимова «У озера», где играли Шукшин и Белохвостикова, а большое число эпизодов снималось у нас в Академгородке. Тогда были уже построены Торговый Центр с новой гостиницей и Дом Учёных. Кстати, тот пресловутый Целлюлозный комбинат на озере Байкал, вокруг которого и был весь «сыр-бор», тоже всё-таки был построен. К сожалению, учёные имеют лишь право совещательного голоса. В конце восьмидесятых – начале девяностых то же самое произошло с Катунской ГЭС.

Зато в самом Городке хозяевами всё-таки тогда были сами ученые. Когда в начале семидесятых биологи сделали заключение, что отдельные участки леса между домами «устали» от соседства с цивилизацией, их обнесли проволочным ограждением и повесили таблички: «Лес на отдыхе». И никто из жителей не роптал по поводу того, что дорога на работу для кого-то стала длиннее. Все понимали, что лес – главное наше достояние и богатство, поэтому его необходимо беречь.

Моя тётушка, жившая в центре Москвы, приезжая к нам в гости летом, всегда ахала: «Какая у вас красота, живёте как на курорте!». Действительно, начиная с ранней весны, наша сибирская природа щедро одаривала нас многоцветьем красок и запахов. Сначала под кронами белоствольных берёз, украшенных длинными жёлто-коричневыми серёжками и ещё совсем маленькими молоденькими, слегка клейкими на ощупь, светло-зелёненькими листочками, расстилали свой розово-голубой ковёр медуницы и мышиный горошек. Но солнечных полянках и вдоль дорожек тут и там желтели одуванчики, похожие на блестящие на солнышке золотые монетки. Среди ещё невысокой травы прятались нежные голубенькие фиалки, они были настолько крохотными, хрупкими и беззащитными, что даже шмели, которые уже вовсю жужжали в поисках сладкого цветочного нектара, облетали их стороной. Потом наступала пора огоньков или, как называл их мой отец, жарков. Казалось, что сотни ярко оранжевых фонариков зажглись для того, чтобы оттенить сочную зелень уже вовсю бушующего разнотравья. Зацветала земляника, показывались розовые головки приземистого клевера, ковром расстилалась по тёплой земле беленькая кашка, в траве весело переглядывались между собой жёлтые лютики, сиреневая душица спорила с высоким белоголовником о том, у кого аромат тоньше и слаще, слегка застенчивые, но своенравные кукушкины слёзки предпочитали не вступать ни в какие дискуссии и тихонько себе красовались на фоне зелёной травы. Редкие саранки, с несколькими лиловыми, в коричневую «крапочку», цветками, расположившимися на самой вершине высокого стебля, чувствовали себя аристократками, случайно попавшими в общество простолюдинов. Потом поспевала лесная земляника, на солнечных полянках совсем мелкая и крупная среди травы, но всегда невероятно душистая, сладкая и ароматная, как будто впитавшая в себя все запахи короткого сибирского лета.

А как мы, будучи уже подростками, любили гулять по улицам Городка! Достаточно вспомнить яблоневую аллею на улице Золотодолинской, которая в начале лета напоминала огромное бело-розовое облако, или улицу Мальцева, утопающую в кустах сирени, Морской проспект с берёзками и сосенками, дающими приятную тень, улицу Терешковой, на которой были высажены те же белоствольные берёзки, но разных видов – везде было хорошо, приятно и красиво.

Открытие Торгового Центра, было событием масштаба, которое можно сравнить только с открытием Дома Учёных, которое произошло, как мне помнится, немного позднее.

Нельзя сказать, что мы до этого так и жили с магазинчиками, ютящимися в квартирах жилых домов. Вовсе нет, уже давно на Морском проспекте были построены два Торговых комплекса, один из которых мы называли «Красный магазин», а второй «Улыбка», по названию располагавшемся в нём кафе. В «Красном» были, как и положено, отделы бакалея, гастрономия, отдел молочных продуктов, отдел кондитерских изделий и располагавшийся при входе, отдельчик, где можно было выпить из гранёных стеклянных стаканов какого-нибудь сока или газировки, а также купить мороженое. Меня, как и всех других ребятишек, больше всего привлекал отдел, где продавали конфеты. Отдел был большой, за прилавком стояла полная продавщица в кружевном «кокошнике» на голове и в белом фартуке. Впрочем, её было плохо видно за стоящими перед ней высокими стеклянными витринами. Каких только конфет там не было! Самые простые «подушечки» по 1 руб. 50 коп. за килограмм, различные карамельки и леденцы в ярких обложках, иногда появлялись леденцы на круглых деревянных палочках, но не «петушки», а зелёные, похожие на листик черёмухи, а уж про шоколадные конфеты, которые стоили тогда 5 – 6 рублей за килограмм, что было по тем временам безумно дорого, и говорить нечего. Словом, такой же ассортимент, как в современных магазинах. Но вот шоколадного лома, который продавался на вес, по 6 рублей за килограмм, мне нигде и никогда видеть больше не приходилось. Мороженое у нас поначалу продавалось тоже исключительно московского производства. Словом, городским жителям было за что нас недолюбливать. Я столько раз слышала это пренебрежительно-завистливое – «эти акадэмовские», причём всегда через «э».

Да, у нас на улицах было чисто, но не потому, что у нас на душу населения было больше дворников. Чисто было потому, что даже самому маленькому ребёнку не пришло бы в голову бросить на землю, например, обёртку от только что съеденной конфетки или мороженого, всё несли до ближайшей мусорницы, которые каждый день исправно опорожнялись дворниками. Во дворах не было отвратительных мусорных контейнеров, на которые я даже в центре Москвы смотрела с нескрываемым отвращением. Хоть и нужно было в определённое время поджидать мусорную машину, но стояла она 10-15 минут и было время выбросить мусор без особой суеты, тем более, что приезжала она в строго определённые часы утром и вечером. Скамейки около подъездов никто не ломал, газоны не вытаптывал и многое ещё чего «не». Но главными сокровищами были лес, вода и воздух. Ещё в середине восьмидесятых, когда мы повезли своих детей в Цирк, с трудом выбравшись из переполненной «восьмёрки», один из моих, ещё совсем маленьких сыновей, наивно спросил: «Мама, а чем они здесь дышат?».

Я точно не помню, в какой последовательности открывались новая девятиэтажная гостиница (тогда это было самое высокое здание а Академгородке, этакий «небоскрёб»), почта с телеграфом, гастроном, который сразу стали называть «Чёрным», книжный магазин, универмаг и ресторан. Настоящее название ресторана знали лишь его работники и, может быть, особо любознательные (по-моему, он назывался «Ермак»), потому как народ его сразу окрестил «поганкой». Уж слишком его форма напоминала «поганый» гриб, круглый, с какой-то воронкообразной крышей и с колонной-ножкой в середине зала, которая великолепно просматривалась с улицы через огромные витринные стёкла. Торговый Центр ещё был знаменит своим фонтаном. Конечно, наши «не в меру умные» родители тут же объяснили нам, что это не столько произведение ландшафтного дизайна, сколько необходимый элемент функционирования системы охлаждения. Но мы всё равно считали фонтан нашей достопримечательностью и любили посидеть около него, приятно ощущая у себя на лице мельчайшие капельки влаги. Я хорошо запомнила дату открытия гастронома ТЦ, Это было 2 сентября 1965 года. Все ребятишки бегали смотреть этот чудо-магазин, где был первый в Городке отдел самообслуживания. Надо же, можно самому брать с полок уже расфасованные продукты, начиная с сыра, колбасы и молока и кончая пакетиками со всевозможными конфетами. А как интересно было наблюдать за покупателями, стоя на специальной площадке, сверху – со второго этажа! Универмаг открылся чуточку позже. Но уже задолго до открытия, глядя через огромные стеклянные стены, все с интересом следили, за тем, как устанавливается торговое оборудование, а на полки выкладывается товар. Снаружи можно было рассмотреть всё до мельчайших мелочей. На первом этаже размещался и отдел музыкальных инструментов, заставленный отливающими перламутром аккордионами, с «кнопочками» с одной стороны, и клавишами, как у рояля, с другой. Тут же был отдел игрушек, что было примечательно, это был отдел самообслуживания, то есть почти всё можно было потрогать руками, самому выбрать то, что нравилось больше. Я очень любила отдел канцелярских товаров. Ещё задолго до первого сентября мы бегали туда покупать дневники и пачки тетрадок по 40 штук в каждой (чтобы у всех в классе были одинаковые) и всё остальное, что нужно для школы. Когда мы стали постарше, любимым стал отдел грампластинок – большие и маленькие виниловые диски «Песняров», «Самоцветов», Сальвадоре Адамо, да стоит ли вообще перечислять, если все эти песни 70-х годов опять звучат с эстрады, по радио и телевидению. Видимо, нашему поколению всё-таки невероятно повезло.

Начало строительства Дома Учёных я помню хорошо, то ли потому, что мы жили прямо напротив, то ли потому, что раньше мы туда ходили собирать белые грибы. Процесс создания деревянного панно, которое должно было украшать холл второго этажа, где располагается большой зал, был тоже, как говорится, предметом пристального внимания общественности. Было снято и показано в киножурнале «Сибирь на экране» несколько сюжетов, посвящённых работе над главным украшением Дома Учёных. Все с нетерпением ждали, опять же, глядя с улицы через витринные стёкла, когда же нашему взору откроется «Это». Но, наверное, как всегда бывает, когда ждёшь чего-то сверхъестественного, нас постигло некоторое разочарование. Но тут я могу говорить только о своём личном восприятии и не более того.

Вот так наш Дом Ученых, Торговый Центр и Университет стали «визитной карточкой» нашего Академгородка на многие годы.

Было у нас ещё два объекта, в своё время построенных для организации детского досуга – это Клуб Юных Техников (КЮТ) и ТБК, где располагался детский кинотеатр, фехтовальный клуб «Виктория», опекаемый самим Михаилом Алексеевичем Лаврентьевым, а также диетическая столовая, где, иногда, по вечерам проводились межшкольные вечера с танцами под школьный ВИА. Помнится, на одном из таких вечеров мы с одним моим бывшим одноклассником заняли первое место в танцевальном конкурсе, и это при том, что он занимался танцами на льду, а я занималась в студии бального танца. Мы танцевали Венский вальс, поэтому желающих посостязаться было совсем немного. Как хорошо, что вальс опять входит в моду… К сожалению, ТБК теперь перестраивается под Выставочный Комплекс СО РАН.

Поэтому хочется написать о чём-нибудь более приятном. Например, о нашей, без всяких кавычек, золотой осени, о нашей знаменитой Золотой долине. Как красиво осенью в нашем Академгородковском лесу (и, особенно, в том самом Волчьем логу, который Лаврентьев назвал «Золотой долиной»)! Берёзы стоят все в золоте, осинки шелестят своими жёлто-красными листьями, заросли черёмухи украшают спелые чёрные ягоды, среди резных жёлтых листьев алеют гроздья калины, пахнет пожухлой травой, листвой и грибами. Тихий шелест опадающих листьев навевает мысли о том, как гармонично устроена природа, и что ты сам являешься частью этой гармонии. Деревья, кустарники, желтеющая трава, всё живое вокруг – это твой мир, это твои мысли, твоё настроение. Кое-где ещё цветут запоздалые цветы, солнечно и тепло – природа прощается с уже прошедшим летом.

Муравьиные тропы потихоньку пустеют – нужно уже завершать очередной строительный сезон и переходить к «задраиванию» всех входов и выходов. Куда-то исчезли паучки, и их ажурные сети сиротливо раскачиваются на ветру. Исчезли и красненькие «божьи коровки», так красиво смотревшиеся летом на зелённых травинках, спрятались всевозможные жуки, притихли оставшиеся зимовать птицы, белочки неустанно трудятся, пополняя свои запасы. Словом, все спешно готовятся к долгим холодам. Только величавые сосны топорщат свои зелёные иголки, показывая всем своим видом, что им нет никакого дела до приближающейся зимы.

А зима уже не за горами, наша морозная и длинная зима. Когда земля покрывалась снегом, самыми излюбленными прогулками в Городке становились лыжные. Лыжня, ведущая в лес, была практически около каждого дома. Как правило, каждый имел свои лыжи, и в выходные отправлялись кататься на лыжах целыми семьями. Кто любил дальние прогулки, ходили за Зырянку, кто хотел покататься с горок, ходили на Лисьи горки. Часто во время таких прогулок встречали кого-нибудь из своих знакомых, и тогда компания увеличивалась, слышались шутки, смех, особенно радовались ребятишки – можно подурачиться и поваляться в снегу. Пусть ужасно мёрзнут ноги в лыжных ботинках, пусть ноет коленка или какое другое место после не очень удачного спуска с горки, зато кругом такая красота! Огромные, величавые тёмно-зелёные сосны с тяжёлыми шапками искрящегося снега на ветвях стоят безмолвно и важно, олицетворяя собой что-то незыблемое, значимое и постоянное. Тут и там стоят совсем молодые сосёнки, которые на своих, ещё неокрепших, веточках тоже изо всех сил стараются удержать как можно больше белого пушистого снега, чтобы походить на своих старших собратьев. Они так же, как и большие сосны, показывают свои зелёные иголочки, чтобы, не дай Бог, их не спутали с какой-нибудь «плебейкой» осинкой, тоже одетой в зимнюю белую шубку. Берёзы спокойно спят, укрытые мягким пушистым покрывалом. Им нечего бояться, их никто не тронет, ведь стволы у них белые-белые, совсем как снег, покрывающий всё вокруг. Ветер тоже, похоже, где-то прикорнул, и пушистые хлопья снега спокойно и бесшумно ложатся на дремлющий лес. И вот, весь в снегу, надышавшийся лесным морозным воздухом и уставший, ты прямо на лыжах подкатываешь к своему подъезду; осталось только отстегнуть лыжи, и вот она тёплая уютная квартира!

Жизнь меняется, на то она и жизнь, чтобы двигаться вперёд. Но, когда смотришь на этот плотный поток автомобилей, движущихся по Морскому проспекту, и чётко понимаешь, что подавляющее число жителей работает в Городе и вообще никакого отношения к науке не имеет, невольно возникает мысль, а зачем «огород городить» и делать вид, что «всё хорошо, прекрасная маркиза». Не честнее ли сказать – да, проект себя исчерпал, и Академгородка, как такового больше нет, потому что живут здесь, в основном люди, не имеющие к науке, а тем более к СО РАН, никакого отношения. Это просто престижное и, главное, комфортное, место проживания, и не более того. А комфорт состоит как раз из того, о чём я говорила в самом начале – это воздух и лес. Лес рубят, о чистом воздухе при таком обилии автомобилей говорить даже не приходится. Мы давно уже превратились в спальный район большого города, со всеми минусами – удалённостью от центра, пробками на дорогах и так далее. И дело даже не в том, что рубят, строят, затаптывают, мусорят, дело в том, что уходят в прошлое та культура, духовность, если хотите любовь к своему Городку, уходят вместе с нашими родителями, которые это Сибирское чудо создали. Наши дети, выросшие рядом со своими дедушками и бабушками, которые почти пятьдесят лет назад приехали осваивать научную «целину», уже не хотят жить в этом «новом» Академгородке и не только всё чаще посматривают в сторону Запада, но и активно уезжают учиться или работать, потому что считают, что только там их способности и труд будут оценены адекватно. Причём жить они предпочитают не в больших городах, а в городках, подобных нашему – тихих, чистых и уютных. Поэтому я с сожалением говорю: «Мой городок, которого нет..».

14 июня 2006 года